Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием - Страница 114

114

– И вы считаете, что совпадение по времени вашего визита с нашим появлением у ворот сочтут случайным?

Он покачал головой:

– Я не настолько наивен. Просто никто не узнает о том, что я там в это время был.

Так–так, это уже интересно. Психблокады он охранникам не колол, аппаратуру им не запарывал, это точно: с момента выхода из дежурки он все время был на моих глазах. Но считает, что о его присутствии там никто не узнает.

– Почему вы в этом уверены?

Он достал из кармана ампулку с какими–то буроватыми пилюлями и тряхнул ими перед моим носом. У меня был соблазн высказать догадку, что это за дрянь, но я сдержался. И правильно сделал – моя догадка оказалась ошибочной.

– Вы подумали, что я бросил им это в чай? – Он усмехнулся. (На самом деле я подумал совсем другое, но это уже было неважно.) – Нет. Это запах. (А может, и важно?..) – Один шарик, брошенный в комнате – под стол или в урну, – и люди, находящиеся в помещении, через какое–то время ненадолго засыпают, а просыпаются в полной уверенности, что проспали не менее двух часов. И все события, произошедшие за эти два часа, стираются из их памяти. Бесследно. Чистый лист. При этом, заметьте, никакое последующее сканирование не засечет постороннего вмешательства – сон, просто сон.

О подобных разработках я слышал, но только, по моим сведениям, эффект от аминоморфов получался очень уж глобальный – вся память, начиная с рождения, стиралась подчистую, превращаясь в чистый лист. И никак иначе. Выходит, пока мы тут колбасимся с бессмертием, наука не стоит на месте, а совершает прямо–таки семимильные скачки в криминальных направлениях?.. Возможно. Вот только что–то во всем этом не стыкуется. Что–то…

– А запись? Ее ведь запахом не сотрешь?

– На записи вы топчетесь перед воротами. И все. Других записей там не ведется. Все очень просто, Дик…

– А если этот ваш Андрей все–таки позвонил в Управление, перед тем как заснуть?

Пал Палыч посмотрел на меня так, словно я только что на его глазах рухнул с дуба. Нет, не с дуба – с Марса.

– Андрей? В Управление? Без моей просьбы? Почему бы ему тогда заодно не позвонить и министру?.. Ладно. Давайте–ка перейдем к делу. – Он резко перестал улыбаться и заговорил на тон ниже и жестче: – Вы все–таки убили полицейских. Хоть я и предлагал другой вариант – куда более безопасный. Я вас предупреждал, что этим вы навлечете на свой клан очень серьезные неприятности. Но теперь речь уже не только о вашем клане. Обстановка между городом и Куполом напряжена и что ни день обостряется. Ваши действия вызовут ответные меры. Министр внутренних дел обязан будет дать санкцию на репрессии, невзирая на то что в городе есть оружие. Это его долг. Вы понимаете, во что это выльется? Мы пошли с вами на компромисс, заключили это соглашение – только ради того, чтобы избежать глобального конфликта. И что мы имеем?..

«Ну да, рассказывай. Ради бессмертия вы его заключили, своего личного беспредела – ты и твой министр. И драпируете свою измену патриотическими баснями. Что, совесть шевельнулась, когда пролилась полицейская кровь? Ручки после меня вытираешь, как будто она на моих руках, только она не на мне, а на вас – иудах. Погоди, то ли еще будет!»

– Да живы ваши полицейские, – сказал я, разглядывая громоздящиеся вокруг здания причудливой архитектуры, роскошные машины, скользящие мимо, и идущих по улицам редких людей в чистых светлых одеждах. Как–то я от всего этого отвык за две недели жизни в руинах. На ребят за спиной я сейчас старался не смотреть, даже в зеркало – не по себе становилось от их глаз. В остальном–то они держались нормально. – И машина их цела, – продолжал я. – Что, не ожидали?

Пал Палыч сделал странное движение подбородком, словно только что проглотил целое яйцо. Глотай, не жалко. Это тебе подарок – временный отбой для совести. Зря ты руки вытирал. Рано. Правда, он с самого начала был против моего плана внедрения. Он предлагал задействовать в операции своих людей из УВД: они бы отправились в глубокий рейд по городу, якобы взяли нас и провели бы в Купол под видом пленных. То есть они бы меня взяли, разоружили, сковали и привели бы безо всяких проблем прямо в подвалы своего УВД. Куда мне вроде бы и надо. Гениальный план, да? Венец оперативной мысли! Главное – безопасный. Но дело не в этом. Если даже допустить, что ради личного бессмертия они бы расстарались и сделали все честно. Я уже просто не мог их обессмертить. Батареи питания подходили к концу, и лимит бессмертия у меня остался мизерный – на двух–трех человек, не больше. И, наконец, главное НО. Умер профессор Рунге. Сердечный приступ, обширное кровоизлияние в мозг. Шесть дней назад, за «выпечкой» очередного бессмертного он внезапно почувствовал себя плохо. Меня вызвала Жен – я даже не подозревал, что мой жизнелюбивый хрыч до сих пор сам себя не обессмертил! Я прилетел как чумовой, выкинул из капсулы недоделанного пациента, сунул туда профессора. Но было уже поздно. Вот так. Моя, конечно, вина – надо было уложить его в аппарат одним из первых. Для Жен–то я нашел время – уговорил ведь, как ни отпиралась, обессмертил. А его прошляпил. Недоглядел. Загубил главное звено всей системы – его золотую яйцеголовую башку. Теперь мне, кровь из носу, надо было раздобыть специалиста, способного разобраться в аппарате и продолжить дело профессора. И мое, разумеется. Здесь, на Ч33, таких специалистов, само собой, искать не приходится. То есть мне в ближайшее время предстояло покинуть Ч33 и отправляться на их поиски. Это было второй причиной, по которой я оказался в Куполе.

114