Диагноз – бессмертие. Одержимые бессмертием - Страница 161

161

Дверь бесшумно отъехала в сторону, и в кабинет ввалился Мохов. Он почему–то был в полной боевой выкладке, только шлем держал, как лукошко грибника, – под мышкой. В кабинете сразу стало тесновато. Со стороны могло показаться, что Мохов отвернул голову гигантской охотничьей стрекозе–скарнеру и зачем–то носит ее с собой. Однако стоило ему поставить шлем на стол, как все стало ясно – майор извлек из него мягкий пластиковый мешок, извивавшийся в его руках, словно живой. В такой таре начальники десантных групп получали спирт перед боевыми акциями. И хотя подобные способы антисептики остались в далеком прошлом, но спирт упорно продолжали выдавать, следуя традиции, устоявшейся несколько веков назад. Мохов получил паек для операции на Аламуте. Его остатки положено было сдавать по возвращении, а уж тем более если акцию отменяли. Но, следуя другой, не менее древней традиции, драбанты указывали в отчетах, что антисептическое средство в ходе работы израсходовано полностью, и интенданты закрывали на это глаза – доказать–то ничего не докажешь.

– Давай посуду, – деловито произнес начальник группы прикрытия, держа шевелящийся мешок на весу.

Гор хоть и не был драбантом, но в острых акциях принимал участие не один десяток раз, так что предложение не застало его врасплох. Он вдруг отчетливо осознал, чего ему хотелось все эти дни. Выпить!

«Не закосеть бы, часом…» – мелькнула здравая мыслишка, а он уже извлекал из стола два канцелярских стаканчика. Они входили в настольный комплект, и предназначение их было туманно, так как давно уже никто практически не пользовался ручками и карандашами, когда при себе всегда коминс.

Вот и пригодились.

Мохов уже сидел в боковом кресле, пристроив рядом с рукой мощный и громоздкий «дегтярь» – спаренный лучевик системы Дегтяренко, и сноровисто наполнял стаканы, не проливая ни капли.

– Ну, за удачу, чтоб ей! В кошелку! – добавил он свою любимую присказку. – Давай!

Корчагин поставил на стол поднос с консервами и плошкой горячей псевдокартошки, тем самым привлекая к себе внимание Мохова.

– А это што еще за штымп? – спросил майор, сильно потянув воздух из шлема. Лицо его приобрело буроватый оттенок. – Стажер?

– Нет. Это мой ординарец. Подарок от господина Левински. – Спирт обжег горло, и некоторое время Гор сосредоточенно дышал носом.

– А–а–а… Ладно, парень, иди себе. Погуляй. Нам с Василичем погуторить нужно. Старое вспомнить, то да се…

Однако Корчагин и не думал уходить. Гор наблюдал, не вмешиваясь.

– Иди, сынок, я кому говорю. Или ты совсем не русский?! – В голосе Мохова рокотнули отзвуки полкового барабана. Корчагин остановился у своего стула и посмотрел на майора.

«Дело становится интересным», – подумал инспектор.

– Не понял, да? – с нехорошим спокойствием произнес Мохов и вдруг резким и мягким движением подхватил «дегтярь» со стола, не забывая прижимать к себе локтем мешок со спиртом.

Зная характер Мохова, которого в батальоне звали просто Громилой, Гор почел своевременным вмещаться:

– Тихо, тихо, Сережа. Я тебя прошу, не порть мне мебель. – И уже церберу: – Иди. Потом запись прослушаешь. Мы не убежим.

Еще несколько секунд Корчагин и Мохов не двигались, наконец майор засопел сердито, и ствол его лучевика пополз вверх и замер точно на уровне груди наймита. После выстрела «дегтяря» от Корчагина осталась бы горстка пепла, а Гор получил бы неслабые ожоги в тесноте кабинета. Это Мохову хорошо в скафандре.

– Иди, – еще раз с нажимом повторил инспектор.

– Слушаюсь, – выдохнул Корчагин и быстро вышел за дверь.

Стаканчики опять наполнились, лучевик устроился на столе.

– Ну, будем! – Мохов запрокинул в себя спирт. Гор последовал его примеру.

После третьей и четвертой Мохов, меланхолично жуя белковую тушенку, изрек:

– Да… Поразвелось прихлебаев. Нет бы на Аламуте свой гонор показывать.

– Приказ лично господина Левински, – мягко напомнил ему Гор.

– Да–да, знаю. Остановили нас, в кошелку, в самый последний момент. Мне еще этот твой паренек… как его там?

– Игорь. Каменский.

– Во–во, он чуть ли не со слезами мне позвонил. Добрый хлопец. Толк из него будет, не то что это дерьмо… – Майор покосился на дверь. Выпил. – Но что ты ни говори, а я бы со всей душой пострелял по Клавдию.

– Клавдий уже три недели мертв. «Скакнул», как принято говорить у них.

– Какая разница! Будет другой Клавдий. Это гнездо надо было выжечь с корнем. Я, знаешь ли, в Наследника шибко верю. Боевой мужик. Думаю, с ним мы порядок наведем. Это как пить дать. И я хоть перед пенсией оторвусь. Вот бы еще взять этого Края… Эх, Леха хоть там, на Ч33, повоюет. А я здесь… – Мохов махнул рукой, разливая очередную порцию. – Давай–ка за них там маханем по маленькой. Чтоб батареи не садились…

И тут же одновременно зазвучали их коммуникаторы. Вызывал секретарь господина Левински.

– Ого, что–то стряслось. Наконец–то, – непонятно чему обрадовался майор, отвечая на вызов.

* * *

– Я это так просто не оставлю! Да я их там в бараний рог скручу, гнид помоечных!!! – грохотал Левински, бегая по кабинету. Не вполне еще трезвые Гор и Мохов только успевали вертеть головами ему вослед. Впрочем, повод волноваться у бастарда был, и серьезный. В Куполе Москва–Ч33 при исполнении служебных обязанностей и при невыясненных обстоятельствах без вести пропал майор Отдельного Кремлевского Батальона драбантов Бурун Алексей Иваныч. С ним вместе исчезло восемь драбантов. Этой новостью бастард огорошил их, едва перешагнувших порог его апартаментов.

161